vgm

vgm: лирика


В руках каштанов оплывали свечи

Не верилось, что чувства охладели,
рябины отцвели за две недели,
куда-то делись золотые кудри -
и одуванчик свой парик напудрил.

Метались между будущим и прошлым,
на травах яблонь цвет лежал порошей,
утиный выводок скрывала ива,
что не сбылось - всегда для всех красиво.

Что на душе - твои сказали руки,
слова страстей - порой пустые звуки,
в аллее пенились кусты сирени,
друг друга не касались наши тени.

Себя жалеть - найдётся слов немало,
а к четырём за окнами светало,
в руках каштанов оплывали свечи…
и хочется вернуть любовь, а нечем.


В мае ложится на скверы белых черёмух туман

Зелень дождями омыта,
голуби крошки клюют,
тихие радости быта -
книга, покой и уют.

Где-то читал или слышал -
ждите от вёсен чудес,
утром на веточках вишен
снег лепестками воскрес.

Время двулико - и дряблый
старец, и прыткий юнец,
сколько бесчисленных яблонь
оба вели под венец.

День - даже скучный и серый -
скрасит надежды обман…
в мае ложится на скверы
белых черёмух туман.


И рыжий одуванчик распушил копну нечёсанных волос

Встревожит память уходящих лет
крикливых чаек пересуд,
где ивы горстью золотых монет
бросают блики солнца в пруд.

Начну винить кого-то - согрешу,
не в тягость думать о пустом,
а облачко прибилось к камышу
бумажным скомканным листом.

Для уток хлеб достану - и к воде,
вспугну невольно сизаря,
не ту струну в твоей душе задел,
но встретил я тебя не зря.

Вдали от шумных улиц и машин
ни вздохов, ни житейских гроз…
и рыжий одуванчик распушил
копну нечёсанных волос.


Над нашим домом флаг апреля - на синем фоне сизари

Монетку солнца ищут кряквы
на дне холодного пруда,
все обещания и клятвы
давно проверили года.

Пробилась на газонах зелень,
и талая вода сошла,
тот возраст, что назвали зрелым,
совсем не чувствует душа.

А мать-и-мачеху в овраге
рассыпал день снопами искр,
и трудно словом на бумаге
мне передать ночную мысль.

Играть с судьбой поднаторели,
а вот не спится до зари…
над нашим домом флаг апреля -
на синем фоне сизари.


И вдалеке раскаты грома пугали веточки герани

Собрались тучи возле дома,
и сумерки стирали грани,
и вдалеке раскаты грома
пугали веточки герани.

И монотонный стук баюкал,
и память прошлого тревожил,
а дождь на ниточках, как кукол,
водил по улицам прохожих.

Молчали мы и каждый помнил -
нас не любовь, а время судит,
а на окне изломы молний
чертили нам зигзаги судеб.

Пусть наша грусть не станет мукой -
прощальные слова в прихожей…
а дождь на ниточках, как кукол,
уводит в прошлое прохожих.


Давай на грусть наложим вето

Давай на грусть наложим вето,
когда не спится до рассвета,
когда ты в зеркало не глядя,
седые вспоминаешь пряди.

Молчание плетёт интригу,
не делай вид - читаешь книгу,
печаль плетёт у сердца кокон -
постой со мной у синих окон.

На город лёг туман акаций,
душа зовёт в нём потеряться,
а ветер вишню в белой шали,
слегка касаясь, утешает.

Поплачься, если станет легче,
а майский дождь у окон шепчет,
что за весной не осень - лето…
давай на грусть наложим вето.


И белый иней одуванчика

Весна уже уходит в прошлое -
густой травой, на зорьке скошенной,
грозой, вишнёвыми метелями,
туманом яблонь и капелями.

Цветок жасминовый закружится
и льдинкой поплывёт по лужице,
и белый иней одуванчика
накроет солнечного зайчика.

Шмелю, стрекозам и соцветиям
три летних месяца - столетия,
порхает бабочка-капустница,
где жёлтый лист на снег опустится.

Прошу тебя - не надо мучиться,
что поздняя любовь - разлучница…
поверь - спасёт от неизбежности
простое слово с жестом нежности.


Шлют позывные светлячки

Прошёлся дождик и прохлада
прочь прогнала остатки сна,
а из листвы совиным взглядом
на нас уставилась луна.

Туман у изгороди виснет
большим жасминовым кустом,
ночное время - время истин,
и время - строить на пустом.

Наш шёпот слушает лужайка,
мы рядом, а две тени - врозь,
тебе, что не вернётся, жалко,
а мне - всё то, что не сбылось.

Вздохну - менять нам что-то поздно,
смеёшься - рано в старички…
а из травы далёким звёздам
шлют позывные светлячки.


И ручей обмывает лодыжки ракит

Ничего, что раздета ольха донага,
по оврагам хоронятся нынче снега,
и сметают дожди под стволы и в кусты
потемневшую медь прошлогодней листвы.

По-хозяйски освоились в роще грачи,
и доверишься сердцу в бессонной ночи,
что получится всё, как себе загадал,
а за тридцать давно - разве это года.

Закрутилась быстрее времён карусель,
взбудоражено небо прилётом гусей,
и ручей обмывает лодыжки ракит…
и болевшее долго уже не болит.


Голубой забьётся жилкой ручей под белой кожей льда

Метёт метель вторые сутки,
от серых дней срываясь в крик,
увидишь - на синичьей грудке
навек остался солнца блик.

Сугроб у наших окон пухнет,
к худой берёзе льнёт плечом,
вечерний разговор на кухне
о сокровенном, ни о чём.

Не знают, падая снежинки,
их воскрешение - вода,
и голубой забьётся жилкой
ручей под белой кожей льда.

Неделя-две и все ракиты
напьются серебра реки…
как наши судьбы перевиты,
узнай касанием руки.


Поверишь синим утром - невзгоды позади

Былое не тревожим
к вечерней темноте,
сугробу на ночь ложе
пришла стелить метель.

Раскинь на счастье карты
и разговор начни,
за пазухой у марта
проталины, ручьи.

Поплачемся, потужим,
что дни порой пусты,
грачи намоют в луже
нам золото листвы.

Что сном осталось смутным,
что болью - не суди…
поверишь синим утром -
невзгоды позади.


И в снах остаются не зимы, а вёсны

Настольную лампу включи - и два кресла,
шкафы, и их тени из мрака воскреснут,
надеждой пустой, оправданием, ложью
бессонная ночь мою душу тревожит.

Приляжешь - комками в ногах одеяло,
одних покаяний для прошлого мало,
холодная мгла за окном тяжелеет,
напрасные вздохи - цена сожалений.

А в памяти шум, как на людном вокзале…
расстались и главное мы не сказали,
что в море житейском ты - парус, я - вёсла,
и в снах остаются не зимы, а вёсны.


Но я ещё не ведаю, что вы - моя бессонница

Сугробы дремлют тучные,
под снегом ветка хрустнула,
припомнитесь по случаю
в мою минуту грустную.

Ещё декада минула,
луна уже в три четверти,
зима - пора унылая
холодным длинным вечером.

Глаза закроешь - прошлое
шумит в душе вокзалами,
осталось - всё хорошее
и слово запоздалое.

С печалью справлюсь, с бедами,
и лёд на речке тронется…
но я ещё не ведаю,
что вы - моя бессонница.

Валерий Мазманян

А голубь бьёт поклоны у крыльца

Светает в восемь, сумрак - к четырём,
уже привычна канитель,
алмазной крошкой снег под фонарём
вчера украсила метель.

Белить дома и рощицу устал,
исчез в проулке снегопад,
сугроб пугают тени от куста
и звуки дворницких лопат.

Не хочешь, а поверишь - постарел,
тряхнуть бы сединой разок,
берёза, чтобы не забыть апрель,
на ветке вяжет узелок.

Сотрутся с памяти черты лица,
в былое ночью убегу…
а голубь бьёт поклоны у крыльца
за крошки хлеба на снегу.


И месяц в золочёный рог для облака трубит

Начнём судить, где чья вина,
никак без горьких слёз,
сугроба белая спина
у белых ног берёз.

Длиннее вечер стал на треть,
есть время - говори,
у окон тянут теней сеть
худые фонари.

И месяц в золочёный рог
для облака трубит,
мы после пройденных дорог
простой оценим быт.

Что всё - судьба, житейский круг,
как хочешь, назови…
а два кольца сомкнутых рук -
символика любви.


И солнце на груди синиц оставит поцелуев след

Осенних клёнов медный звон
ненастный вечер призовёт,
прощаний и разлук сезон
откроет журавлей отлёт.

И звёздочки последних астр
дожди поспешно расклюют,
берёза золото отдаст
за неба голубой лоскут.

И капли крови у рябин
с прикушенных сорвутся уст,
и только те, кого любил,
ночную присылают грусть.

В круговороте дней и лиц
не растеряем память лет…
и солнце на груди синиц
оставит поцелуев след.


И бьётся рыбкой золотой листочек в неводе ветвей

Дожди с собой октябрь принёс,
распутал серые мотки,
а из одежды у берёз -
одни ажурные платки.

Чернеют клёны - не беда
и не предчувствие конца,
и у рябин не от стыда
горит румянец в пол-лица.

И выпал жребий голубям -
в ненастье мерить окоём,
любить без памяти тебя -
одно желание моё.

Нам год оставил непростой
по две морщинки у бровей…
и бьётся рыбкой золотой
листочек в неводе ветвей.


Сугробы падают ничком и молятся на снегопад

Вчерашний разговор начнём -
на всё у каждого свой взгляд,
сугробы падают ничком
и молятся на снегопад.

А снег в четыре дочерна
заштриховал окна проём,
зимой длиннее вечера,
чтобы понять с кем мы вдвоём.

Молчим, вздыхаем, говорим,
что жаль, года своё берут,
наносят ветки белый грим,
всего за несколько минут.

Зрачок тускнеет фонаря,
уснула, погашу торшер…
что серый сумрак декабря,
когда светлеет на душе.


Сугроб прижался грудью

Темно - и спать не ляжешь,
и длинный вечер - мука,
метель из белой пряжи
соткала серый сумрак.

Седые эти ночи
морщин оставят метки,
беременности почек
весной дождутся ветки.

И мы судьбу осилим,
плохое всё забудем,
к ногам худой осины
сугроб прижался грудью.

Поверь избитой фразе:
года для чувств - не вето…
сдвинь шторы - и алмазы
найдёшь в полоске света.


Допоздна в метель не спится

На дома, на тополь голый
снегопад обрушил небо,
воробьи и сизый голубь
не дождались крошек хлеба.

За судьбой не доглядели,
допоздна в метель не спится,
за петлёй петля - недели
на твои ложатся спицы.

Никого с тобой не судим,
что в душе печали кокон,
и берёза с белой грудью
зазвенит серьгой у окон.

И ручья подхватят голос
поутру хоры капели…
и простишь за белый волос,
и за то, что не допели.


Рябины горькие уста - медовые к зиме

Ругнём - веками повелось -
дожди и суету,
берёза золотом волос
прикрыла наготу.

И пусть у нас настрой плохой,
и пусть пейзаж уныл,
в ночи над худенькой ольхой
сияет нимб луны.

Извечный осени обряд -
былое ворошить,
забрали ветры октября
у тополя гроши.

Шепнёшь, что просто подустал,
не всё держи в уме…
рябины горькие уста -
медовые к зиме.

Валерий Мазманян

И осень не зря привечают берёзы в парчовых одеждах

Уже не простишь, что домыслил
за нас судьбоносные роли,
как бабочек, палые листья
иголки дождей прокололи.

Что будет и как обернётся,
не думает только влюблённый,
бросаются золотом солнца
в прохожих осенние клёны.

Прощальная сцена романа
под крик журавлиного клина,
у зеркала лужи румяна
подправила утром калина.

Кусты, бронзовея плечами,
на жизнь не теряют надежды…
и осень не зря привечают
берёзы в парчовых одеждах.


А у рябин припухли губы от долгих поцелуев ветра

Позолотило тротуары
к прощальной встрече бабье лето,
сентябрь сжигает мемуары,
бросая в пламя бересклета.

Осенней грустью занедужит
сегодня бесконечный вечер,
боярышник считает лужи,
накинув красный плащ на плечи.

И что в душе пошло на убыль,
никто из нас не даст ответа,
а у рябин припухли губы
от долгих поцелуев ветра.

И не вернуть того, кто ближе
ни плачем, ни мольбой у свечки…
в безлюдном сквере клёнам рыжим
берёзы отдают сердечки.


И прячет осеннюю грусть сентябрь за ресницы сосны

Туман у реки в рукаве,
и дождь паутиной повис,
и солнечным бликом в траве
сверкает берёзовый лист.

Что любят без близости душ,
об этом так долго молчал,
в морщинах асфальтовых луж
ушедшего лета печаль.

Улыбкой меня приголубь,
и что-то простим и поймём,
но горечь рябиновых губ
сейчас в поцелуе твоём.

Досмотрит шиповника куст
последние летние сны…
и прячет осеннюю грусть
сентябрь за ресницы сосны.


А калина с зорькой алой породнилась до зимы

Птичья стая небо просит
дать ей лёгкий перелёт,
для берёз сегодня осень
золотую пряжу ткёт.

Журавли с утра - за море,
всё оставив на потом,
торопливый дождь замоет
солнца бледное пятно.

Теплота руки - и милость,
и лекарство от тоски,
паутинки зацепились -
серебрят твои виски.

Не оставим в листьях палых
ни слезы, ни вздоха мы…
а калина с зорькой алой
породнилась до зимы.


Берёза жёлтые заплатки поставила на рукава

Следим за солнечной монеткой,
исчезла - ждите к ночи дождь,
листва цепляется за ветки,
а мы - за то, что не вернёшь.

На память сердца август падкий,
за вздохом - грустные слова,
берёза жёлтые заплатки
поставила на рукава.

Румянили рябины лица
в жару к приходу сентября,
о чём взгрустнётся, что приснится,
судьбой даровано не зря.

И дождь - по норову скиталец -
так будет осенью речист…
а бабочка на белый танец
зовёт, кружась, опавший лист.


И помолятся ивы реке, проводив караваны гусей

Подсчитал ветерок-казначей
золочёные блики в пруду,
синевой августовских ночей
наливаются сливы в саду.

Седину - увяданья печать -
паутинкой с тобой наречём,
а рябины готовы встречать
приходящий сентябрь кумачом.

И смущая прохожих умы,
поцелуи прилюдно дари,
на порхающих бабочек мы
так сегодня похожи внутри.

Задержи мою руку в руке -
остановим времён карусель…
и помолятся ивы реке,
проводив караваны гусей.


Валерий Мазманян

С увядающей осенью вечно морока -
забывает опять про обещанный снег,
а дожди барабанят в закрытые окна,
со слезой умоляя пустить на ночлег.

Не гадал, что скрывалось за вашей улыбкой,
и не верило сердце, что это игра,
не берёзовый лист - золотистую рыбку
доставали из невода веток ветра.

А ракита, озябшая, в платьице рваном
помахала платком - возвращайтесь на круг,
и душа переводит на язык расставаний
и несдержанный вздох, и касания рук.

Поддержу разговор о делах, о погоде,
понимая, что клятвы любые пусты…
уходящего в зиму, привычно проводит
разноцветная свита опавшей листвы.


Валерий Мазманян

Остались зимовать грачи
Валерий Мазманян
Больная осень еле-еле
цветастый шлейф листвы влачит,
лететь на юг, сюда - в апреле:
остались зимовать грачи.

Ветра нашли в притихшем сквере
казну, что прятали кусты,
к чему теперь считать потери,
былое вздохом отпусти.

Уходит осень с горсткой меди,
с ней золотой уходит век,
а яблоня у окон бредит -
цветы на ветках или снег.

Осенний листик - бликом солнца -
наутро вмёрзнет в тонкий лёд,
в метель рой мотыльков сольётся…
от нежных слов душа замрёт.


Валерий Мазманян


Звёзды в полоске рассвета -
пыль уходящих времён,
памятник бабьему лету -
в скверике бронзовый клён.

Ветер худые ключицы
яблонь целует нагих,
время пришло научиться
слышать себя и других.

Жалко расстаться осине
с красным дырявым плащом,
азбуку взглядов осилил,
вижу - тобой я прощён.

Знать, что кому-то ты нужен -
милость осенней поры…
облачко в зеркале лужи
птицей под нами парит.


Валерий Мазманян

В траву с плеча упала шаль
из пуха тополей,
от слов твоих "мне очень жаль"
душе ещё больней.

И вместо неуместной лжи -
один безмолвный всхлип,
и пчёлам голову кружил
дурман цветущих лип.

И бабочка ловила блик
в густой тени сосны,
и день впечатал этот миг
навек в ночные сны.

Шмели гудели про июнь,
примял траву твой след…
а одуванчик - белый лунь -
летел на лунный свет.


Валерий Мазманян

Судьбу напрасно не кори,
что нашу жизнь делить на три -
жизнь наяву, на ту, что в снах,
на ту, что прожил на словах.

Былые вспомнились грехи,
а дождь опять нанёс штрихи
на вставленный в окно пейзаж,
и грусть - порой - и крест, и блажь.

Ушла гроза, воскресла тень,
вздыхаешь - отцвела сирень,
повсюду тополиный пух,
и не спалось вчера до двух.

И что ты тут ни говори,
а жизнь опять делить на три -
на ту, что будет, что прошла,
на ту, что прожила душа.


Валерий Мазманян

С начала июня - неделя,
тюльпаны уже отцвели,
о вечности лета гудели
траве золотые шмели.

А пышную зелень квартала
губили не тучи, а зной,
смотрел, как сирень отцветала,
со мной одуванчик седой.

Я знал, что меня ты любила
и что не сойтись берегам,
цветущая ветка рябины
досталась февральским снегам.

Когда нас былое отпустит,
и память, и годы решат…
мы кто? - только коконы грусти,
а бабочкой станет душа.


Валерий Мазманян

Над тенью ветер посмеётся,
взъерошит волосы рябин,
а в лужице монетку солнца
нашли и делят воробьи.

На волю из ледовой клетки
подснежник рвётся и ручей,
и шепчутся худые ветки -
пора учить язык грачей.

Мотивы нудные метели
сменило пение синиц,
не хочет слышать звон капели
седой сугроб, упавший ниц.

И что вчера казалось важным -
ненужный лист черновика -
плывёт корабликом бумажным
по синей луже в облака.


Валерий Мазманян

Мазманян Валерий Григорьевич
родился 9 июля 1953 года в семье военнослужащего.
В 1975 году закончил
Пятигорский государственный педагогический институт иностранных языков.
Живёт в Москве. Работает в системе образования. Автор книги «Не спросишь серых журавлей».


Подойдёшь к окну босая

Ждём - разбудит гомон грачий
лес и лёд замёрзших рек,
о метелях белых плачет
только ноздреватый снег.

От зимы осталось долгой -
вздох, неделя до тепла,
месяц - золотой заколкой -
вденет в волосы ветла.

У нагих берёз истома,
вместе с ними подожди -
и большой сугроб у дома
ночью расклюют дожди.

Пробежал февраль короткий,
подойдёшь к окну босая…
золотые самородки
солнце в лужицы бросает.


Бабочки белые кружатся

Бабочки белые кружатся,
жизни - на пару минут,
оттепель, в сереньких лужицах
души их ищут приют.

В снах своих зимние вишни
лето увидят на миг,
двор охраняет притихший
толстый в поту снеговик.

Листья берёзы из меди
тихо звенят на ветру,
ива озябшая бредит -
нежатся звёзды в пруду.

Завтра - мороз, гололедица,
ветками сшитая высь…
дождь, снег, а в сумерках светятся
окна, где нас заждались.


Из пряжи запутанных веток

Наверное, тоже не спите
и вспомнили всё ненароком,
метели стирают граффити
берёзовых теней у окон.

Печаль - не единственный мостик,
который лежит между нами,
а клён - одна кожа да кости -
утешится белыми снами.

Что лучшая песня не спета,
бессонница снова пророчит,
из пряжи запутанных веток
соткутся весенние ночи.

И била судьба, и ломала,
сегодня - сердечная смута…
узнала душа, что ей мало
покоя в тепле и уюта.


А сугробы упали на снег

Что-то ищут во тьме фонари,
поправляя платок на груди,
что всё лучшее ждёт впереди,
до утра говори, говори.

Вспоминай, вспоминай, я не прочь -
ожерелья из звёзд не дарил,
но поделим луны мандарин
мы с тобой в новогоднюю ночь.

И не надо на душу греха,
что судьба - лотерейный билет,
и засохший листок - амулет -
пронесёт сквозь метели ольха.

Промолчи - без печалей и слёз
не прожить человеческий век…
а сугробы упали на снег
и целуют колени берёз.


Белый снег - на серый сумрак

Клён с костлявыми плечами
знает - март вернут грачи,
сядешь рядом с чашкой чая,
повздыхаем, помолчим.

Посидим с тобой без света,
пахнет в комнате сосной,
узелками чёрных веток
зимы связаны с весной.

Белый снег - на серый сумрак,
на дворы, на горизонт,
перетерпишь, если умный,
и однажды повезёт.

И поймёшь, когда мы вместе,
время - только горсть песка…
а зима - строка из песни
и седая прядь виска.


Валерий Мазманян

Ветла проводит битый лёд,
клин журавлиный встретим мы,
и белой бабочкой вспорхнёт
с весенних трав душа зимы.

Костистый тополь на плечах
поднимет солнышко в зенит,
и в такт мелодии ручья
ольха серёжкой зазвенит.

В дремоте чуткой тихий лес,
февраль - не время птичьих гнёзд,
но обещание чудес
таит молчание берёз.

И пусть сегодня нелегко
заполнить пустоту страниц…
для нас с тобой из облаков
налепит ветер белых птиц.

Валерий Мазманян

Вспомню тот далёкий год,
плеск волны и белый ялик,
ночь бессонницу мне шлёт,
а луна - печальный смайлик.

Зря гадать, что сделать мог,
память лет - и крест, и бремя,
звёзды - пылью всех дорог -
поднимает всадник-время.

Не забыла - напиши,
позвони, скажи, что нужен,
две заблудшие души
золотой листвой закружат.

Сколько раз давал зарок:
жить - все чувства не мешая…
грустью запасаюсь впрок -
впереди зима большая.

[1..13]

vgm x0



Автор книги "Не спросишь серых журавлей"


Папки